Дом Поклонения
(Ибадат-хана)
Типу Салман Махдум
Переведено с панджаби
1581 год
Фатехпур-Сикри
Португальская царица Акбара, Мария, сидела у него на коленях,
предаваясь игривой близости. Сердце Императора жаждало остаться, но долг звал;
все учёные ждали его в Ибадат-хане.
«Довольно, любовь моя, ты должна отпустить меня сейчас. Сегодня вечером я должен провести в Ибадат-хане», — сказал Великий Могол Акбар, ласково положив руку на нежное, обнажённое бедро Марии, пытаясь отодвинуть её.
Мария прильнула к нему ещё крепче и прижала свои сочные губы к
толстой, сильной шее Императора. Акбар почувствовал, будто ему на горло
положили комочек сладких сливок.
«Нет, Император, я не отпущу тебя сегодня. Сегодня моё тело
горит неистовым жаром. Сегодня я утолю свой огонь в твоём Императорском
Океане».
Акбар рассмеялся. Такая смелость могла исходить только от
европейской женщины.
«Не сегодня, жизнь моя, сегодня деловые вопросы. Завтра ты
будешь моей Царицей, а я – твоим рабом. Я сделаю всё, что ты прикажешь. А
теперь отпусти меня».
Но страсть Марии сегодня была неукротима. Прошло так много
времени с тех пор, как Акбар приходил в её покои, чтобы лечь спать.
«Нет, мой Король. Сегодня я спрячу тебя внутри себя. Никто не
сможет оторвать тебя от меня сейчас. Если ты уйдёшь сегодня, я повешусь». Мария
начала надувать губы, и глаза её наполнились слезами.
В глубине души Акбар не хотел уходить от неё, но что он мог
поделать? Все учёные ждали.
«Прости меня на одну эту ночь, моя прекрасная Царица, я
вынужден. Быть королём — нелёгкий труд».
«Если Император не может по собственному желанию провести одну
ночь в любви со своей Царицей, то что хорошего в таком Империи? К черту это
Королевство!»
Акбар снова рассмеялся. Она была права. Акбар тоже жаждал
набухшей груди и полных бёдер Царицы, а Царица безжалостно дразнила его. Их
супружеского союза ждали долго.
«Царица, я останусь с тобой на всю ночь завтра, обещаю. Просто
отпусти меня сегодня». Акбар сделал нерешительную, последнюю попытку, но Царица
не сдавалась. Она была полна решимости утолить свою жажду сущностью Короля
сегодня.
Акбару, заядлому охотнику и любителю борьбы со слонами, ещё не
было сорока.
Лондон
Премьер-министр Уильям Сесил шагал по холодным, тёмным коридорам
Уайтхоллского дворца, обдумывая решения, принятые при дворе. Должно быть,
Королева вызвала его, чтобы обсудить торговлю с Османской империей. Тяжёлые
индийские, персидские и турецкие ковры покрывали пол, но холод пробирал до
самого нутра.
«Королева уже учредила ‘Компанию Бахадур’ для
торговли с Турцией, так что же ещё обсуждать?» — раздражённо подумал Сесил.
Потолок коридора был высоким, а стены до самого верха обшиты
деревянными панелями. То тут, то там стены украшали картины, и через каждые
несколько шагов стоял либо стол, либо скульптура. Он следил за тем, чтобы ножны
меча, закреплённого у него на поясе, ни обо что не стукнули. Снаружи снова
пошёл снег, поэтому его кожаные сапоги были влажными. Его белая борода была
видна из-за белого воротника, доходившего до подбородка и ушей. Миновав
стражника в конце коридора, он увидел второго стражника, стоявшего у покоев
Королевы. Стражник поклонился премьер-министру и, не спрашивая и не объясняя,
приоткрыл одну створку двери и объявил:
«Премьер-министр Уильям Сесил прибыл».
Изнутри послышался голос служанки:
«Пусть войдёт».
Стражник распахнул тяжёлую, широкую деревянную дверь. Сесил
присобрал свой широкий, тёмно-зелёный шелковый сюртук и тёплое, бордовое
одеяние, надетое поверх него, и вошёл внутрь.
Большая комната также была покрыта коврами и деревянными
панелями. Кровать Королевы располагалась в одной части, а стол и стул — в
другой. Королева Елизавета I сидела в кресле перед ревущим огнём в камине, а
рядом стояла служанка. Увидев огонь, голени Сесила, дрожавшие в его
обтягивающих белых чулках, почувствовали себя ещё холоднее.
Делая длинные шаги, Сесил подошёл прямо к огню. Затем он понял,
что поклониться Королеве оттуда будет трудно. Он отступил на два шага,
поклонился, затем шагнул вперёд и опустился на одно колено.
Королева протянула правую руку, к которой Сесил наклонился,
чтобы поцеловать. Королева крепко сжала пальцы Сесила. Сесил замер, едва
сдерживая улыбку. Сердце Королевы учащённо забилось. Даже в этом возрасте вид
такого статного мужчины, как Сесил, мог растопить сердце Королевы. Такие
шаловливые поступки были общеизвестны при дворе, но все знали, что Королева
делала их лишь для собственного развлечения. Ничего больше. В присутствии её
горничной это был игривый жест, а не какое-либо послание. Королева озорно
улыбнулась.
Крепко сжав его руку в течение минуты или двух, Королева
ослабила хватку. Поцеловав незамужнюю королевскую руку, Сесил поднялся на ноги.
Королева попросила служанку принести стул от стола. Стул
принесли, и Королева, попросив служанку удалиться, жестом велела Сесилу сесть.
Стул стоял слишком далеко от огня, и Сесил всё ещё дрожал. Он взял стул,
подвинул его ближе к огню и сел лицом к Королеве.
«Да, Королева, вы хотели посоветоваться по поводу торговли с
Османской империей?»
«Нет, Сесил, я уже подписала устав ‘Турецкой Компании’.
Теперь начнётся торговля, и мы посмотрим, что из этого выйдет».
«Всё пройдёт хорошо, Королева. Османский Халиф так же
обеспокоен, как и мы, испанскими и португальскими кораблями в Индийском и
Средиземном морях. Они доминируют во всей торговле от Индии до Европы».
«Твои опасения обоснованы, Сесил. Эти двое уже вредили османской
торговле, контролируя Средиземноморье и сухопутные маршруты в Европе. Теперь,
когда Васко да Гама нашёл морской путь в Индийский океан, ситуация ухудшилась.
Португальцы теперь обосновались в порту Гоа в Индии, что ещё больше сокращает
османскую торговлю. Вот почему Турция, несомненно, будет сотрудничать с нами».
«Действительно, Королева. Пока что Халиф кажется мне разумным».
«Да, — сказала Королева, поправляя своё объёмное,
тёмно-фиолетовое, цветочное платье, — он кажется мудрым, но я больше верю его
Царице, чем самому Халифу».
«Да, Королева. Сафие Султан — европейка, она умна, и её влияние
при дворе значительно».
Они много раз обсуждали все эти моменты, когда принимали решение
об уставе ‘Турецкой Компании’, и Сесил начинал волноваться, снова
слыша их.
«Королева, что вы хотите обсудить сейчас?»
Королева некоторое время молчала. Жёлтый свет огня делал её
очень светлое лицо землистым. Сесил понял, что в голове Королевы зреет что-то
очень важное. Он навострил ум и ждал, какую новую схему предложит Королева.
«Я хочу, чтобы ты отправил в Индию хитрого человека».
Сесил не уловил сути. О чём она говорила? Но он ничего не
сказал.
«Я хочу, чтобы кто-то поехал в Индию под видом, встретился с
Императором Моголов Акбаром и убедил его изгнать португальцев из своей страны».
Сесил промолчал, но его разум вращался, как гироскоп. Королева
мыслила ясно.
Акбар был королём с широкими взглядами, тогда как португальцы
были фанатичными иезуитами-католиками. Акбара можно было настроить против них
по этому вопросу.
Португальцы основали колонию в порту Гоа в Индии и действовали
своевольно. Из-за своего морского превосходства над Моголами они также
контролировали торговлю Аравийского моря. Если торговля между Индией и Европой
перейдёт в руки англичан, они будут платить Акбару более высокие налоги, что
принесёт ему огромную выгоду; он мог бы заключить союз с англичанами. В это
время отношения Османов были плохими как с Моголами, так и с португальцами.
Если индийская торговля попадёт в наши руки, мы сможем стать торговым мостом
между Индией и Османской империей. Это будет выгодно для всех трёх стран.
«Ваше Величество, вы действительно придумали превосходный план».
Сесил искренне похвалил Королеву.
«Ваше Величество, у меня на примете есть молодой человек,
Фрэнсис Бэкон. Он молодой философ. Образован и умён. Его можно было бы
отправить».
«Это работа не для философов, Сесил. Отправь проницательного
дипломата».
Сесил улыбнулся.
«Королева, я отправлю проницательного дипломата в качестве его
переводчика. Император любит философию и организует дебаты среди учёных; через
философа будет легче до него добраться».
Константинополь
Порт
Порт Золотого Рога выглядел как шедевр живописи — красочный,
обширный и великолепный. Здесь царила толчея. Множество кораблей, больших и
малых, входили и выходили. Корабль Английской Компании бросил якорь. Это было
одно из более крупных судов. Тем не менее, Беркли был поражён, увидев так много
кораблей, так много национальностей и такое великое оживление. Неудивительно,
что он тщательно подготовился, прежде чем сесть в шлюпку, чтобы направиться к
порту, отполировав свои медали и заново уложив волосы.
Как только он ступил на верёвочную лестницу, он почувствовал
тепло солнца. Он посмотрел на небо; он никогда не видел такого чистого,
ярко-голубого неба в Британии. Сегодня он наконец понял, что такое лазурь.
Ставя вторую ногу на лестницу, он услышал визг пролетающих над головой морских
птиц. Странное чувство живой, переполняющей жизни проникло в самое его
существо.
Маленькая лодка покачивалась, двигаясь к гавани, и вспышка света
привлекла его внимание. Казалось, солнечные лучи играли в глубокой синей воде.
Проплывая мимо одного корабля, они увидели румынских купцов, которые с помощью
абиссинских рабов грузили ящики со стеклянными изделиями на небольшие лодки. На
соседнем корабле египетские купцы разгружали тюки с тканью с лодок на корабль,
также используя своих рабов. Уворачиваясь от кораблей, лодок и якорей,
маленькое судно продолжало двигаться к гавани.
Сойдя на берег гавани, Беркли растерялся, не зная, что делать.
Присутствовали люди всех национальностей, и тысячи ящиков с торговыми товарами
были разбросаны повсюду. В этот момент турецкий солдат заметил, что он здесь
новенький. Солдат жестом велел Беркли следовать за ним и направился в сторону
города.
Беркли и двое его офицеров последовали за солдатом. По пути
Беркли увидел множество других турецких солдат и офицеров, одетых в высокие
шапки, длинные пальто, чулки и сапоги до колен поверх брюк. Одежда мужчин сразу
выдавала их национальность. Длинные пальто европейцев, робы мусульман и Курты, Дхоти и Шальвары индийских и персидских купцов раскрывали их
происхождение ещё до того, как был виден цвет их кожи.
Беркли два или три раза попытался заговорить с сопровождавшим
его солдатом, но тот проигнорировал его. Один из его офицеров, Блэк, говорил
по-персидски и тоже попытался, но безрезультатно. Беркли подозревал, что турецкий
был общим языком и простые люди не поймут персидский, но продолжал пытаться.
Испытать удачу было не грех.
Уворачиваясь от людей и конных экипажей, они вошли в большое
здание с высокими арками. Наверху по лестнице был большой внутренний двор, в
конце которого находилась массивная арочная дверь. У двери бдительно стояли
двое стражников. Внутри, в зале, стояли ещё двое стражников. Впереди, перед
другой дверью, стояли ещё двое стражников. Эти стражники остановили их. Солдат
обменялся с ними шёпотом, и один стражник вошёл внутрь.
Немного погодя стражник позвал сопровождавшего их солдата
внутрь. Трое англичан остались наедине со стражниками. Места, чтобы сесть, не
было, поэтому они продолжали стоять. Через полчаса стражник выглянул из
дверного проёма, внимательно посмотрел на троих и, решив, что Беркли был
офицером по его блестящим медалям, жестом велел ему войти. Беркли жестом
пригласил и своих офицеров, но стражник остановил их. «Фарси,
Фарси», — сказал Беркли, положив руку на плечо своему персидскоговорящему
офицеру. Стражник задумался на минуту, понял и впустил всех троих.
Это была очень большая комната. Высокий потолок делал комнату
ещё больше. Большие окна доходили до потолка, заливая комнату светом. Звук
каблуков их английских сапог, стучащих по деревянному полу, заставил Беркли
нервничать. Секция пола была покрыта иранским ковром синего и зелёного цвета.
На ковре стоял стол без ножек, за которым сидел турок в тяжёлой робе и большом
тюрбане. Два турецких офицера сидели почтительно перед ним, скрестив руки.
Четверо младших офицеров стояли с одной стороны.
Стражник указал на стоящих офицеров, давая им понять, чтобы они
присоединились к этой группе. Человек в робе посмотрел на них, и Беркли,
положив руку на грудь, громко сказал: «Салам». Человек в робе
принял приветствие кивком. Затем Блэк заговорил по-персидски.
«Сэр, я сказал им, что мы офицеры ‘Турецкой Компании’,
учреждённой Королевой Британии, и привезли торговое судно».
«Тогда почему он не говорит?» — спросил Беркли, не отрывая глаз
от человека в робе.
«Сэр, это обычай Востока; тех, кто торопится, здесь считают
глупцами». Глаза Блэка тоже были прикованы к человеку в робе.
«Он вообще понимает персидский?» — Беркли был обеспокоен
отсутствием ответа.
«Не знаю, сэр, давайте подождём».
Через некоторое время человек в робе подал знак головой, и один
из стоящих офицеров сказал что-то Блэку по-персидски.
«Сэр, они спрашивают торговое разрешение».
Беркли вздохнул с облегчением и вытащил устав Компании и
разрешение Халифа из кармана своего пальто. Пока он размышлял, кому их отдать,
Блэк взял документы и передал их стоявшему офицеру, который говорил. Тот, в
свою очередь, передал их одному из сидящих офицеров, который почтительно
поднялся на колени, развернул обе бумаги и положил их перед человеком в робе на
стол. Человек в робе мельком взглянул на бумаги, затем поднял разрешение Халифа
и внимательно рассмотрел красную восковую печать. Удовлетворённый, он положил
бумагу обратно.
Сидящий офицер поднял бумаги и передал их стоящему офицеру,
который отдал их Блэку, а затем что-то сказал.
«Сэр, он говорит, что нам рады».
«Хорошо», — сказал Беркли.
Никто ничего не сказал и не пошевелился. Беркли был сбит с
толку.
«Что теперь?»
«Теперь мы должны попросить разрешения уйти, сэр». Глаза обоих
мужчин оставались прикованы к человеку в робе.
«Но нам нужно встретиться с Королевой».
«Для этого нам следует отправиться во дворец, сэр».
«Спроси их, где можно встретиться с Сафие Султан».
Словно кислоту бросили на собрание. Все подняли головы, чтобы
посмотреть на Беркли, как змея поднимает свой капюшон, чтобы ударить. Трое
английских офицеров вздрогнули.
Блэк быстро поклонился и повторил: «Уважаемая Царица, Уважаемая
Царица», — по-персидски. Беркли прошептал ему на ухо, чтобы он сказал человеку
в робе, что Беркли привёз особое послание от Королевы Елизаветы I для Сафие
Султан.
Когда Блэк передал это, человек в робе протянул руку.
«Блэк, скажи ему, что я передам это послание только Королеве, и
никому другому».
Блэк колебался две секунды, затем поклонился и сказал, что
Королева Британии дала конкретные указания, что послание должно быть доставлено
только Королеве.
Впервые человек в робе заговорил. Его персидский был беглым.
«Царица Османской империи встречается не со всеми».
«Необходимо, чтобы послание одной Царицы дошло до другой
Царицы», — сказал Блэк, ибо он понимал менталитет придворного.
«Я могу передать послание Её Величеству, а не вы», — сказал
человек в робе, отвернув лицо.
Услышав перевод этого разговора от Блэка, Беркли решил уйти. Они
попросили разрешения у человека в робе и ушли.
Дворец Топкапы
Албанская наложница Османского Султана Мурада III, Сафие Султан, полулежала в своей комнате на качелях. Густые
ковры покрывали чёрные деревянные качели, на которых были разложены большие
валики, и Царица курила кальян. Придворные тайно называли её «Кобра» (Нааган). С изворотливыми движениями змеи она
пробиралась к постели любого, кого желала, и тот, кого она кусала, никогда не
просил воды. Эта ядовитая красавица могла иметь только тайное имя «Кобра».
Позади неё две служанки мягко раскачивали качели с каждым маятниковым
движением. Рядом с ними стоял Ага.
Светлокожий Газанфар Ага был главным
евнухом дворца. Роба, ниспадавшая с его высокого, стройного итальянского тела,
была не менее роскошна, чем у Царицы, но ни один драгоценный камень, вшитый в
эту робу, не обладал проницательным блеском глаз Аги. Помимо Халифа, Царицы и
Царицы-Матери, каждый человек в Империи слушал его, затаив дыхание. Более того,
все боялись движения его выдающихся скул. Вес его слов ни в коей мере не
уступал указу Султана.
Перед ним на ковре сидел иранский огнепоклонник, одетый в белую
робу и круглую шапку.
«Ваше Величество, Хасеки Султан! Почтенный Мобад — духовный отец иранских огнепоклонников», — представил
Газанфар зороастрийского священника.
Кальян Царицы булькнул.
«Ваше Величество, почтенный Мобад проживает в Индии много лет».
Кальян Царицы булькнул.
«Ваше Величество, почтенный Мобад является учеником великого
зороастрийского учёного, Дастура Мехерджи Раны».
Кальян Царицы булькнул.
«Ваше Величество, почтенный Мобад также встречается с индийским
Королём Акбаром, вместе с великим Дастуром».
На этот раз кальян Царицы оставался безмолвным.
Газанфар Ага вышел из покоев Сафие Султан, и тут же перед ним
оказалась служанка.
«Я восхищаюсь твоей смелостью», — улыбнулся Газанфар, наклонив
шею. Серьга в его ухе мягко качалась, и драгоценный бриллиант, вставленный в
неё, сверкал при каждом движении.
«Я предлагаю редкий дар для Великого Аги», — служанка протянула
ему шёлковый мешочек.
Газанфар не двинулся.
Очаровательным жестом служанка открыла мешочек; внутри лежал
рубин размером с кукушкино яйцо.
Газанфар мгновение смотрел на рубин. Убедившись, что камень
ценный, он перевёл взгляд на служанку. Он ничего не сказал.
«Английский офицер просит аудиенции у Царицы».
Улыбка Газанфара исчезла.
«Он везёт письмо от Королевы Британии», — быстро добавила
служанка, её голос выдавал нервозность.
Газанфар снова посмотрел на блестящий камень в руке служанки,
затем обратно на неё.
«Этот английский офицер передал сообщение Великому Аге; он
желает встретиться с самим Агой, чтобы преподнести ему подарки».
Газанфар взял рубин из руки служанки и ушёл. Служанка побежала
за ним, расстроенная.
«Великий Ага!»
«В следующем месяце», — сказал Газанфар, не оборачиваясь, и
исчез.
Служанка остановилась, положила руку на лиф и сделала долгий
вдох. Золотые монеты, спрятанные в её лифе, были заслужены. Теперь я буду брать
двойную плату золотыми монетами за встречу с Агой, подумала она и улыбнулась.
Гоа
Святой Отец «Родольфо Аквавива»
медленно шёл к рынку. Покачивающаяся тень кокосовых пальм, выстроившихся вдоль
улицы, радовала португальского священника.
С одной стороны располагалась гавань. Корабли прибывали или отправлялись.
У одних паруса были подняты, у других — спущены. С одних разгружались
коммерческие товары, на другие загружались. Маленькие лодки перевозили грузы и
людей между кораблями и гаванью. Некоторые повозки с быками, нагруженные
ящиками с товарами, направлялись на рынок, в то время как другие прибывали для
погрузки на корабли. Отец Родольфо посмотрел в сторону гавани, где корабли были
видны, насколько хватало глаз, через Аравийское море. Один корабль прибыл из
Ирана, а другой был готов отплыть в Египет.
Порыв ветра принёс к ноздрям Отца бурю ароматов. Куркума,
корица, чёрный перец, соль, порох, мокрая древесина, свежая рыба, морская вода
и бесчисленное множество других запахов слились, создавая на его ноздрях базар
парфюмов. Под ясным, ярким солнцем его тело чувствовало себя живым, тающим и
расширяющимся. Тепло солнца оживляло его. Постепенно сцена перед ним, казалось,
ожила.
Темнокожий абиссинец открывал свою корзину,
показывая представление заклинателя змей. С одной стороны фокусник дышал огнём.
С другой — араб и иранец спорили из-за сделки. Рядом еврейские купцы в длинных
пальто покупали товары у одного торговца и тут же продавали их другому. В одном
месте арабские торговцы в робах расхаживали, продавая финики. Присутствовали
люди всех национальностей: абиссинские рабы, индийцы, иранцы, турки, узбеки,
армяне, албанцы, венгры, французы, итальянцы, арабы, греки, йеменцы, курды,
египтяне и купцы из бесчисленного множества других стран были рассеяны повсюду.
Некоторые разгружали свои товары, другие их хранили, третьи заключали сделки, а
четвёртые грузили ящики на повозки, чтобы отвезти их в город. Кучи ящиков и
ряды повозок стояли в ожидании.
Большие корабли тянулись вдаль. Увидев высокие паруса, стопки
коммерческих ящиков и людей всякого цвета и происхождения, Отец произнёс
молитву во славу Бога.
Отец в последний раз взглянул на это прекрасное зрелище яркого
дня и повернул в сторону рынка. Ему всегда нравился рынок. Приходя сюда, Отец
чувствовал присутствие жизни, а вместе с ним — порыв обратить каждую расу в
мире в христианство. Более того, порыв обратить неверных протестантских
англичан в иезуитский католицизм.
Рынок Гоа также был красочным миром. В одной лавке гуджаратские
купцы выставляли тюки с муслином, а по соседству армянские торговцы продавали
китайский фарфор с синим узором. Арабский купец сидел со своими финиками,
пытаясь договориться с пенджабским торговцем. Напротив, биджапурский купец
продавал шёлковые сари, а французский купец торговался, чтобы сбить цену. Между
ними местные женщины в красочных сари выкрикивали, демонстрируя корзины со
свежими овощами и рыбой. Вон там еврейский отец и сын сидели со своими
драгоценными камнями. Дальше были лавки специй, заваленные куркумой, корицей,
чёрным перцем, гвоздикой, ладаном, сахаром, солью и многими другими специями,
переполненные покупателями французской, итальянской, португальской, армянской,
албанской, турецкой и многих других национальностей. Самые большие толпы были у
лавок с индиго. Громкие запахи свежей рыбы и овощей теперь затмевались сильными
ароматами специй. Можно было увидеть людей всех рас, одетых в робы, курты, пальто, тюрбаны, шапки, брюки, топы, шальвары и дхоти.
Перейдя рынок, Отец повернул в сторону дворца Вице-короля.
Теперь маршрут был усеян церквями с большими куполами и
просторными домами с высокими потолками и широкими верандами. Все они были
построены в португальском стиле, но с высокими потолками и большими окнами,
чтобы соответствовать жаркому, влажному климату Гоа.
«Дом Франсиско Маскареньяс» был новым португальским Вице-королём в Гоа. Отец Родольфо вошёл
в его кабинет.
Это была очень большая комната. Пол был деревянный, и с
деревянного потолка свисали три большие люстры. Стены были увешаны портретами
португальских и испанских королевских особ в натуральную величину и огромными
картами португальских колоний в Европе, Америке, Африке и Азии. Большинство
вещей были цвета финиковой пальмы, но яркое солнце, струящееся через окна в
потолок, освещало комнату.
Под центральной люстрой стоял большой стол и королевское кресло.
Вице-король сидел там, одетый в длинное пальто, высокие сапоги, брюки и шляпу,
украшенную страусиным пером. Отец сел напротив него. Вице-король махнул рукой,
и все остальные вышли.
«Отец, когда вы отправляетесь в Ибадат-хану Императора
Акбара?»
«Я отправлюсь через две недели».
«Вы уверены, что получите аудиенцию у Императора?»
«Пришло специальное сообщение от Шейха Абула Фазла.
Император планирует провести собрание через два месяца. Если будет на то воля
Божья, встреча непременно состоится».
«Отец, можете ли вы каким-либо образом обратить Императора в
христианство?»
«Дитя моё, я делаю работу, порученную мне Богом. Если будет Его
воля, Император непременно найдёт истину».
Вице-король был очень хитрым дипломатом. Он был разочарован
двусмысленным ответом Отца. Однако он знал, что, хотя Отец был священником, он
также был великим учёным и мастером искусства дипломатии.
«Отец, я слышал, Император бунтует против Ислама и желает
обратиться в другую религию?»
«Император не бунтует против Ислама; он бунтует против
мусульманских учёных».
«И можно ли это расширить, чтобы он взбунтовался против самого
Ислама?»
«Вы знаете, что Император действительно неграмотен, но он не
невежественен. У него есть острое чувство правильного и неправильного».
«Отец, вы — сияющий пример истины христианства и эксперт в
аргументах, доказывающих его правдивость. Я уверен, вы сможете убедить
Императора».
Отец оставался безмолвным. Вице-король ждал ответа, пока Отец не
заговорил сам.
«Император Акбар, безусловно, просвещён, но он также
проницателен. Если один из его Девяти Драгоценностей —
либеральный исламский учёный Абул Фазл, то другой — фанатичный Мулла Бадауни».
«Отец, он просвещён, бунтует против своей собственной веры и
советуется со священниками и пандитами других религий по поводу принятия новой.
Разве вы не можете доказать истинность христианства по сравнению с другими
религиями?»
«Господин Вице-король, как я уже говорил, Император бунтует
против мусульман, а не против веры».
«Отец, я слышал, что если Император не будет убеждён ни одной
религией, он основет свою собственную религию».
«Так говорят».
«Отец, в таком случае, разве люди каждой религии не обернутся
против него?»
«Это Индостан, Вице-король, а не Португалия.
Здесь, если управление основано на религии, набожные борются между собой; если
управление не основано на религии, все остаются верными Королю. Император это
понимает».
«И Отец, тогда к чему вы направляете Императора?»
«Англичане достигли Константинополя, и их следующий шаг —
ступить на землю Индии. Прежде чем англичане смогут связать нас с Бадауни, я
убедю его, что мы — Абул Фазлы христианства». На лице Отца появилось выражение
отвращения, когда он это сказал.
Вице-король рассмеялся.
«Отец, это всё равно что превратить день в ночь! Как Король
поверит вам?»
«Англичане умны, но не либеральны. Совсем недавно их Парламент
принял закон о поимке и казни ведьм. Я посмотрю, как
они согласуют это со своей так называемой либеральностью». Отец сказал с
ядовитой улыбкой и продолжил. «Кроме того, наша девушка, Мария, является
Царицей Короля, уважаемый Вице-король. Я встречусь с ней. Она может быть нам
очень полезна».
Глаза Вице-короля заблестели.
Фатехпур-Сикри
К тому времени, как Фрэнсис Бэкон прибыл в
Фатехпур-Сикри, солнце из золотистого превратилось в тёмно-оранжевое.
Сердце Бэкона сжалось. С его точки обзора на холме весь город
выглядел как тёмно-бордовый персидский ковёр. Каждое крупное здание в городе
было сделано из красного камня, и казалось, что это был своего рода камень,
который светился, как раскалённые угли, в красном свете заходящего солнца.
Видя его изумление, сопровождавший его переводчик указал на
различные здания. Когда он увидел Панч-Махал, его ноги,
казалось, застыли. Такое красивое пятиэтажное сооружение — он почувствовал себя
так, словно попал в мир «Тысячи и одной ночи». Когда переводчик
сказал ему, что это был дворец королевских женщин, и что он был спроектирован
так, чтобы сильный ветерок постоянно дул через его верхние этажи, он был
ошеломлён.
Когда они проходили через город, Бэкон был поражён всем. Проходя
мимо зданий, он был полон восхищения тонкой работой, вырезанной в камнях. Видя
широкие, прямые, как линейка, дороги, величие индийского знания, мастерства и
искусства ошеломило его.
Его глаза расширились, когда он увидел Джама Масджид (Большую
мечеть). Он был поражён огромными размерами её купола. Прямо за Джама Масджид
находился дом Абула Фазла. Впереди была большая веранда. Охранники
снаружи спросили о цели их визита, сообщили внутрь и жестом велели им войти,
получив разрешение.
Внутри был большой зал. Бэкон молча восхищался мастерством и
высоким вкусом, проявленными в тонкой работе на потолке, колоннах и полу
комнаты. Чуть позже прибыл Абул Фазл. Раджастханец с
йеменскими чертами: среднего роста, с лёгкой бородой. Он был одет в тяжёлый раджастханский тюрбан и зелёную шёлковую шаль поверх
светло-оранжевой робы. Бэкон поклонился в знак приветствия. Абул Фазл также
поклонился и сказал: «Аллах Акбар» (Бог Велик).
Переводчик представил его как английского философа, который
приехал искать знания Востока.
«Я ждал вас. Я также пишу историю Индии. У меня будет
возможность поучиться, общаясь с вами».
«Почтенный Абул Фазл, что вы говорите? Уже просто увидеть такого
учёного, как вы, — большая удача, и вы удостоили меня чести встречи».
«Это ваше великодушие, мистер Бэкон. Я слышал о вашем флоте и
ваших торговых отношениях с Османской империей».
Бэкон был потрясён. Индийцы не были так оторваны от мира, как он
предполагал.
«Почтенный Абул Фазл, это дела правителей; я мало что о них
знаю. Я всего лишь скромный ученик».
«Очень хорошо. Историю какой страны вы пишете?»
«Ну, я читал историю великих держав Европы. И при этом я понял,
что наши люди мало знают об истории Востока. Вот почему я приехал сюда, чтобы
искать историю великой страны Индии. Затем я узнал, что такой учёный, как вы,
пишет историю Индии, поэтому я подумал, что переведу вашу индийскую историю.
Это было бы моей большой удачей, если бы мне посчастливилось получить копию
вашей индийской истории».
«Это хорошо. История ещё не завершена, но я был бы рад дать вам
копию того, что было написано. Однако, поскольку эта история пишется по
повелению Императора, это будет невозможно без разрешения Императора».
«Почтенный Абул Фазл, я уверен, что Император даст вам разрешение.
Я слышал, что Император Индии — учёный и просвещённый правитель. Это большая
удача для страны иметь такого правителя».
Абул Фазл был рад это слышать. «Я рад, что вы тоже просвещённый
учёный. В эти дни Император проводит дискуссии о философии и религиях в Ибадат-хане. Я постараюсь организовать для вас посещение
такого собрания».
«Если бы это произошло, я считал бы себя самым счастливым
человеком в мире. Это была бы огромная честь».
«Очень хорошо, пойдёмте, я покажу вам свою историческую книгу».
Ибадат-хана
Величественное сооружение Ибадат-ханы казалось
парящим в темноте ночи новолуния, освещённое мягким светом масляных ламп.
У основания лестницы была дверь. Впереди, под куполом,
находилась круглая платформа, где сидел Король, окружённый ещё двумя
платформами, каждая на ступень ниже. На самой нижней платформе сидели
переводчики и ученики, и там было довольно оживлённо. Средняя платформа предназначалась
для учёных.
Справа от платформы Короля первое место было зарезервировано для
Абула Фазла, которое было пустым. Рядом с ним сидел брат-поэт Абула Фазла, Фаизи. Рядом с Фаизи сидел зороастрийский учёный Дастур Мехерджи Рана, с длинной белой бородой и
присборенным длинным белым платьем, белой круглой шапкой на голове, и поясом и
шалью цвета пшеницы. Напротив платформы Короля сидел индуистский священник Пурушоттам Дас. Он был одет в дхоти с шалью цвета
киновари, накинутой поверх него, а его голова и лицо были выбриты, за
исключением пучка волос на макушке сзади. Рядом с ним сидел буддийский монах Ачарья Сиддхартха. Завёрнутый в жёлтую ткань, его голова,
лицо и даже брови были выбриты. Слева от платформы Короля сидел еврейский
Раввин Ицхак, с длинной белой бородой, одетый в чёрную робу и
маленькую круглую шапочку. С ним сидел Отец Родольфо, одетый в чёрную робу и
высокую шапку. Рядом с ним сидел Мулла Абдул Кадир Бадауни,
с белой бородой и тюрбаном.
Было время ночной молитвы (Иша), но все всё ещё ждали Короля.
Переводчики присутствовали на самой нижней платформе, но никто ни с кем не
разговаривал.
В этот момент прибыл Абул Фазл. Все встрепенулись при его
появлении, но никто не встал. Усадив Бэкона и его переводчика на самую нижнюю
платформу, он подошёл к своему месту на средней платформе и, прежде чем сесть,
положил руку на сердце и поприветствовал всех. «Аллах Акбар».
Никто не заговорил, они просто кивнули в знак признания. Все
понимали, что раз Абул Фазл прибыл, Император скоро последует за ним. Вскоре
было объявлено о прибытии Короля. Все встали. Король появился из комнаты за
королевской платформой наверху. Когда Король сел, все учёные тоже сели. Абул
Фазл поднялся на колени и начал говорить.
«Пусть удача Императора будет высокой. Сегодня, согласно
повелению Императора, мы продолжим вчерашнюю дискуссию…»
Король поднял руку. Абул Фазл немедленно замолчал и сел обратно.
«Мы беседовали много дней, и я слышал мудрость и знания всех вас
по различным вопросам. Но сегодня я хочу, чтобы все учёные сказали мне одним предложением: Какова связь между Богом и
Человеком согласно вашей вере?»
Это было не ново. Король часто abruptly прерывал текущие дебаты,
чтобы начать новые, иногда с радостью, иногда от разочарования.
Все начали приводить в порядок свои мысли. Затем заговорил
Бадауни.
«Император Мира, согласно Исламу, связь между Богом и Человеком
— это связь Правителя и Подчинённого (Хаким и Махкум). Работа
Бога — командовать, а работа Человека — подчиняться команде».
Акбар внимательно выслушал, затем взглянул на Абула Фазла, на
лице которого была ядовитая улыбка, когда он увидел, что говорит Бадауни.
Чуть позже заговорил еврейский Раввин.
«Император, согласно Иудаизму, связь между Богом и Человеком —
это Завет. ‘Яхве’ заключил с нами
завет, что если мы будем следовать Его закону, Он благословит нас правлением
Израиля и Своими милостями».
Акбар склонил голову, обдумывая слова. Затем он поднял глаза на
учёных.
Теперь заговорил Отец.
«Император Индостана, связь между Богом и Человеком в
Христианстве — это связь Великой Любви. Бог поместил Человека в
Рай, но Человек совершил ошибку и был наказан. Затем любящий Бог спустился на
Землю и принял наказание, предназначенное для Человека, тем самым простив его
ошибку. Долг Человека — любить своего Бога».
Акбар снова посмотрел на Абула Фазла и кивнул.
Теперь заговорил священник Пурушоттам.
«В Индуизме нет разницы между Богом и Человеком.
Каждый человек является формой Бога; его долг — признать Бога внутри себя».
При этом Акбар воскликнул: «Вау!» В то же время Абул
Фазл в состоянии экстаза провозгласил: «Аллах Акбар».
Выражение отвращения распространилось по лицу Бадауни.
На этот раз заговорил Ачарья.
«Император, в Буддизме нет Бога. Человек
получает плод своей кармы. Если кто-то не может это
усвоить, пусть поймёт, что этот принцип и есть Бог».
Акбар долго смотрел на Ачарью. Затем он посмотрел в сторону
Дастура.
Дастур заговорил.
«Связь между Богом и Человеком — это связь Спутников. Человек может сам решать, что такое добро и зло.
Это выбор Человека — поддержать ли Бога Ахура-Мазду или стать
спутником злого духа Аримана через плохие дела».
Акбар сделал долгий вдох. Слушая эти глубокие философии, которые
переводчики учёных передавали собранию на персидском и других языках, и которые
переводчик Бэкона переводил ему на английский на ухо, в голове Бэкона начался
вихрь. Он никогда не слышал и не читал таких глубоких философских идей. Отношения
между Богом и Человеком как Правителем и Подчинённым, Любовью, Заветом,
Спутником, Различными Формами Одной и Той же Сущности и Законом. Это люди или
глубокие океаны знания?
Разум Бэкона боролся, чтобы усвоить эти идеи. На основе каждой
из этих отношений характер Бога также меняется. Как глубоко, как свободно и как
по-разному люди в Индии думают о существовании и природе Бога! А там, в Европе,
мы принимаем законы, чтобы находить и убивать ведьм!
Эта страна на столетия опережает нас в знаниях. Я найду
бесчисленное множество возможностей для обучения здесь, подумал Бэкон, начиная
планировать попросить Абула Фазла организовать его встречи с этими учёными.
Когда все эти замечания были закончены, Абул Фазл внимательно
сел, предполагая, что Король теперь инициирует дебаты с ним, чтобы представить
то, что было у него на уме. Но Акбар ничего не сказал. Прошло мгновение, и Абул
Фазл начал чувствовать беспокойство.
Наконец, Акбар заговорил.
«Я внимательно выслушал слова каждого. Все они превосходны, но
удивительно, что если Бог один, то почему Его связь с каждой религией разная? Я
хочу некоторое время поразмышлять над этими вопросами в уединении. Мы снова
встретимся завтра вечером».
Сказав это, Король встал. Все остальные встали вместе с ним.
Король подал знак Абулу Фазлу следовать за ним и вышел через заднюю дверь. Абул
Фазл быстро последовал за ним.
«Императору понравилось сегодняшнее собрание», — Абул Фазл
затронул тему, пытаясь оценить настроение Акбара.
Акбар улыбнулся. «Да, Абул Фазл, слова были, как всегда,
чудесными».
«Тем не менее, нашёл ли Император слова очень особенными сегодня
вечером, что он желает поразмышлять над ними в уединении?» — спросил Абул Фазл,
удивлённый.
Акбар жестом велел, и двадцать пять охранников, окружавших его,
отошли на десять шагов.
«Абул Фазл, сегодня я желаю провести ночь в объятиях Царицы
Марии. Ты займись учёными. Мы обсудим что-нибудь другое завтра».
Абул Фазл молчал два мгновения.
«Итак, Император находит эти дискуссии поверхностными?»
Акбар улыбнулся. «Нет, Абул Фазл, это были чудесные слова. Я
всегда обдумываю слова этих учёных. Но я родился Мусульманином, и я умру
Мусульманином».
«Тогда, Император Мира, какова цель этих собраний?»
«Абул Фазл, ты мудр. Я Король, а не Мулла или Пандит. Я должен править
над моими подданными, а не доставлять их в Рай. Но люди этого не понимают. Если
я останусь только Мусульманином, я не могу быть Королём для всех. В
действительности, если я останусь последователем какой-либо одной религии, я не
могу быть Королём всех моих подданных».
«Итак, Император намерен объявить себя неверующим?» — спросил
Абул Фазл, обеспокоенный.
«Нет, Абул Фазл, это было бы бесполезно».
Абул Фазл оставался безмолвным, не в силах понять.
Глядя на звёзды в небе, Акбар сказал: «Поэтому я буду держать
всех в замешательстве. Все будут продолжать верить, что я либо склонен к их
религии, либо могу быть склонен. Следовательно, они все будут оставаться
вовлечёнными с надеждой обратить меня».
Абул Фазл инстинктивно шагнул вперёд и поклонился, поцеловав
руку Акбара. «Мудрость и понимание Императора Мира превосходят все книги и
знания вселенной».
«Довольно, Абул Фазл, теперь отпусти меня. Моё сердце жаждет
объятий Царицы». Акбар сказал игриво и направился во дворец.
No comments:
Post a Comment